В большом помещении — помнится, у нас такие иногда называли предбанниками — перед залом заседаний собрались участники конклава. Кажется, я последний? А, нет, вон ещё по коридору два прелата идут.

— Милорд. — опять меня достаёт своими обхаживаниями аббат Руарский. — Так вы решили или нет?

У виконта Готлиба отвратительная манера при разговоре приближать своё лицо вплотную к лицу собеседника. Постоянно приходится делать шаг назад. У каждого же человека есть личное пространство, в том числе и физическое, зачем его преступать? Придурок. До полсотни лет дожил, а элементарного не понимает.

От него ещё и чесноком воняет невозможно переносить. Нет, я ничего против этого овоща не имею, сам иногда люблю им приправлять еду, Юльку с Валькой даже научил в Лос-Араторе делать гренки с чесноком, но не с самого же утра его лопать, да ещё потом и прямо в нос собеседнику выдыхать. Так-то большинство моих коллег радуют винным, реже сивушным перегаром. Ну, для моего нового мира это норма.

— Решу за кого отдать свой голос по результатам диспута, виконт. — вновь уклоняюсь от конкретного ответа.

Пора бы уж всем привыкнуть, что аббат Степ на просьбы о поддержке в выборах не реагирует.

Тут раскрылись двери в зал, и на пороге появился милорд Григорий.

— Ваши преподобия, прошу всех занять свои места! — громко провозгласил секретарь прецептории.

Шум разговоров в предбаннике немного утих, и участники конклава потянулись на первое официальное заседание. Получается, да, все предыдущие дни мы просто так геморрой себе наживали.

За длинным столом сбоку от кафедры вдруг вижу развёрнутые циферблатом к скамьям готлинские ходики, мой подарок виконту Николаю. Он же их домой к себе увозил, я их там видел. Похвастаться решил что ли? Да нет. Они и правда не помешают, вернее, потребуются, с ними проще соблюдать регламент, не нужно прислушиваться к бою курантов снаружи.

Общая молитва, поздравление прецептора с началом работы конклава, пожелания ответственного подхода к обсуждению деятельности ордена, затем главный инквизитор зачитал послание нашего магистра, очень длинное и совсем ни о чём, и наконец первый вопрос — выборы счётной комиссии из пяти человек.

Голосовать предстоит много, частью тайно, так что, попасть в число этой пятёрки большая честь и серьёзная заявка на карьерный рост или первоочередное рассмотрение твоей заявки на субсидию из нашего общего бюджета.

За минувшую неделю я постепенно-постепенно перебазировался на последний ряд скамей в самый правый край. В пору моего настоящего детства такие тёплые места назывались Камчаткой. Тут вплотную стена, и, хоть она каменная, наружная, холодная, на неё можно время от времени опираться плечом, немного снимая нагрузку на задницу. Это коллегам всё нипочём, откормили себе седалища и закалили их как прочную сталь, а вот мои кости и мышцы устают.

— Готлиба Руарского⁈ — возмутился кто-то, перекрикивая других галдящих. — Он же в прошлом году из двенадцати месяцев почти десять в империи провёл! Бросил свой монастырь на преднастоятеля и братьев, а сам развлекался! Нельзя его в комиссию! Не достоин!

— Я был на лечении! — вскочил любитель чеснока. — Мою болезнь только целитель Евлампий мог вылечить!

— Знаю я твою болезнь. — не успокоился прелат Руарского храма, территориальный сосед Готлиба, здесь же они расселись по разные стороны аудитории. — Муж этой болезни собрался магистру жаловаться, а тебя при встрече вызвать на дуэль. Я его на исповеди отговорить не смог.

— Ваши преподобия, прекратите! — постучал кулаком по столу инквизитор.

Они пока только вдвоём с прецептором в президиуме сидят, пока избранная комиссия им компанию не составит. Подсказать что ли идею с деревянным молоточком? От ударов рукой толка никакого. Да, ну, к чёрту. Обойдутся. Мне и так сейчас есть о чём подумать.

Отключаюсь сознанием от происходящего, достали уже до печёнки все эти скандалы, и переношусь мыслями ко вчерашнему письму, полученному от мачехи. Передали с оказией через главного сборщика податей герцогства, приехавшего по делам в Рансбур.

Письмо содержало немало полезной информации, радостной и тревожной одновременно.

Наше герцогство на юго-востоке граничит с Ронерским. В пору правления моего деда у нас с этим соседом разразилась междоусобная война, продолжавшаяся без малого пять лет, в результате которой мы потеряли контроль над мостами через Рону, теперь там собирают пошлины мытари герцога Альфонса, и над небольшим, не удостоенным даже статуса графского, городом Щукинск. Эти потери наш род не признал, но и новую усобицу не начинали.

Так было до недавнего времени. Однако, через несколько дней после моего убытия в столицу братец Джей с двумя батальонами гвардии вышел навстречу полкам под командованием нашего будущего зятя Андре Дитонского, возвращавшимися после заключённого с виргийцами перемирия, и объединив силы совершил быстрый марш к Щукинску, который и захватил практически сходу, затратив на штурм полтора дня.

С чего вдруг у моих родственников проснулась такая воинственность и тоска по утраченным более двадцати лет назад землям? Ответ очевиден.

Помимо того, что Джею надо поднимать свой авторитет перед коронацией, точнее, обручением, раз уж у нас не короны, а обручи в качестве регалий, помимо того, что часть полков герцога Альфонса сейчас воюет на востоке в армии графа Борнского и в отличие от наших вернётся не скоро, а значит немедленного ответа род Ронеров сейчас дать не сможет, моя Снежная королева, пусть не открытым текстом, но весьма доходчиво намекнула на свою уверенность в том, что соседи и вовсе смирятся с новым положением вещей, как когда-то смирились Неллеры.

Эта её убеждённость основана на появлении у её рода славного бастарда Степа, о мощи которого герцог Альфонс наверняка осведомлён.

Как там у революционного классика? Вчера было рано, завтра будет поздно. Мария выбрала отличный момент для атаки. Действительно, соседям сейчас придётся проглотить случившееся.

Наверное некрасиво вот так вот во время войны с внешними врагами решать свои внутренние проблемы, но тут все феодалы поступают подобным образом. А что, типа, такого?

Ещё мачеха просила быть внимательней и не вступать в конфликты с родом Ронеров, которых в столице не меньше чем нас, но я и без того ссор ни с кем не ищу. Обратил внимание, герцогиня не распорядилась, а попросила. Вроде бы мелочь, но она что та лакмусовая бумажка показывает насколько изменилось моё положение раз глава рода проявляет такое уважение.

— Против кандидатуры милорда Степа конечно же никто не возражает.

— Достойный человек.

— Мы за него все проголосуем.

— Уж он-то ничего в протоколах не напутает и все голоса честно учтёт.

Что? Чьей кандидатуры? Моей? Кто это сейчас сказал? Почему никто не против⁈ Я! Я против! Не хочу сидеть в президиуме, и голоса считать не желаю, и решать, что из сказанного на конклаве должно быть отражено в протоколе, и вообще.

Отвлекли, понимаешь, на самом интересном месте. Мне наш налоговик ещё и письмо от Юлианы, кузины моей любимой привёз, трогательное, подробное. Надо её отругать. Вот какого, спрашивается, чёрта она за братом и женихом попёрлась? Без неё что ли этот несчастный Щукинск бы не захватили, то есть, не вернули город в родную гавань?

Так, ладно, сейчас не до этого всего. Вот-вот может случиться самое непоправимое. Мало того, что мне придётся как дураку на всеобщем обозрении кучу дней находиться, ещё и не смыться незаметно не получится, а я ведь в поиске уважительных причин для пропуска заседаний, пусть не всех, но хотя бы каких-то.

На болезнь с моей магией никак не сошлёшься, у меня и без магии с симуляцией плохо всегда было. Один раз, чтобы родители разрешили не ходить в школу, классе в четвёртом градусник расколол, приложив его к батарее, чтобы нагрелся.

Ну, на болезнь не получится, можно на срочные дела рода сослаться. Не думаю, что прецептор станет препятствовать, очень уж он меня уважает.